В розоватом тумане зори взбирался молодой инок на облюбованную гору и много молча молился, и шла она из души, и возносилась в небеса.
Монах постоянно размышлял о жизни, о даре любви божественной, котораяструилась ручьями из его проснувшегося сердца. «В чем суть любви?» — это внутреннее душевное сияние, но какие разные ее проявления вокруг. Порыв ветра налетел неожиданно, студеный, пронизывающий ознобом. Пойдет дождик, решил отшельник, и на самом деле, первые большие капли дождя упали на лицо и покатились, как слезы.
«Что это? Наверное, знак, Господь шлет мне испытание, и каким же оно будет?» — подумал он.
Монах спрятался в небольшой пещерке, похожей на чашу. Он прислонился к скале и прикрыл глаза, впал в задумчивость, чтобы прочувствовать то состояние вечности, которое он так любил, в котором время как бы останавливается и можно ощущать бесконечность. А тем временем ливень разошелся, порывы ветра сменяли друг друга, гремел гром: началась весенняя гроза, моментально потемнело и похолодало. Инок привык к холоду, скалы для него были теплыми. Инок так и находился в задумчивости, пока его из него не вывел вскрик. Он очнулся и увидел прямо перед собой большие полные страха девичьи глаза. Черные толстые косы намокли и как бы окутали тело, усиливая его статность.
— «Не пугайся меня, — каким-то сразу же охрипшим голосом промолвил отшельник, — ты вся вымокла, трусишься, скинь платок и закутайся в мою накидку, а то ты заболеешь».
Девушка сняла плат и выполнила совет.
— «Сейчас станет тепло, протяни мне руки, ты ощутишь тепло, будто бы от горящего огня, и оно через ручки наполнит все твое тело» — проговорил мужчина.
Горянка робко подала руки, и румянец окрасил ее лицо. Инок отступил. Его накрыло непонятное чувство, его взволновала горянка, хотя он раньше никогда ее не видел. Женщин он почитал, как сестер, и ни разу его не задевала их женственность. Но тут он был растерян и не мог разобраться, что же происходит с ним, он бросал быстрые взгляды в сторону девушки, она наблюдала за струями дождя, не думающим стихать, а громовые молнии заставляли ее иногда вздрагивать.
Монах наблюдал за ней с непонятным греховным любопытством, которое не должен был пускать даже в мысли. Тишина не была им в тягость, и горянка тоже моментами кидала взгляд на юношу, который, как она решила, этого не видел.
«Зачем я рассматриваю его? Он посвятил себя Богу, у него другая жизнь, но что-то тянет меня к нему» – думала горянка.
Казалось, дождь идет уже год, но вот посветлело, ливень прекратился, и солнышко залило омытую землю. А они все сидели, как будто бы ливень продолжался, тут мужчина, очнувшись, взял в руки плат и начал его отжимать. Легкий запах юности коснулся его лица, и ему очень захотелось забрать себе платок, но он подал его красавице.
— «Как обидно, что не поменяться одеждами, но я буду помнить жар накидки, а мой платок вымок, но делать нечего, побегу и согреюсь. Меня, думаю, уже разыскивают. Благодарю тебя, инок, за помощь», — и девушка легонько выскочила из пещерки.
А отшельник как окаменел: он дрожал и не смел сделать шаг, и не от прохлады, а от непонятных, разбуженных в нем чувств. Он забыл, что он монах, забыл о своих клятвах, обо всем на свете, ибо так прекрасна оказалась любовь. Получилось, что он любил Бога слабо, и то чувство иное, хотя он сознавал – любовь цельна и что ему надо уничтожить это наваждение. И началась тяжелая борьба против себя самого.
Шло время, а любовь не утихала, наоборот пылала ярче. О нет, он не жаждал близости с девушкой, но он мечтал к ней прикоснуться, хотелось осязать ее, он постоянно думал о ней.
— «Господи, я выдержал тяжкую проверку, и теперь молю наградить меня покоем. Зачем меня так терзает любовь? Что в ней? Зачем ты наградил людей земной любовью? И разве грешно любить, ведь я плотский человек и не мать меня родила, познав любовь? О, Господи, не оставь меня, пошли мне покой, эти терзания сильней адских мук, я принял схиму одиночества, но сейчас я не в силах, как другие монахи, жить спокойно!» – так он молился на своем месте. И вот как-то он сидел и тихонько рыдал. Он неожиданно вздрогнул от легкого прикосновения, а подняв голову, встретился с ее лицом.
— «Я теперь не знаю сна и поэтому молю тебя — освободи меня от любви, забери ее! Что ты наделал, отшельник» … — девушка замолчала, ибо увидела в его очах те же страдания.
Она дотронулась рукой к его лицу, чтобы убрать следы слез, и это касание уничтожило все запреты — они уже не помнили где находятся, и кто есть кто. Горянка и инок покрывали поцелуями глаза, пили слезы счастья, будто капельки выпавшей росы, и дарили друг другу нежность. И страдание стало негой, и исчезло время: прикосновения запечатлевались в разумах навсегда, и только в сумерках, они очнулись: пора возвращаться. И побежали по тропинке, к своим домам, не говоря ни о чем.
Когда тоска любви снова становилась безумной, они опять находили друг друга среди гор, и опять не было преград нежности, но за запретную грань они не переступили, так как нежность помогала утолить жажду любви.
Все-таки однажды братия проследила монаха и, сильно побив, огласили нарушение принятого им обета. Молодой инок не оправдывался, а когда нашли горянку, он сказал, что она девственна и это другая, а он ни за что не признается о своей, даже под пытками, и умрет.
— «Ладно, мы не сумели вычислить горянку, но она не переступала клятв, посему не будет наказана, а ты совершил грех, и ответишь за это. Мы тебя прикуем к утесу, и ты вырубишь на ней свое лицо, чтобы она могла видеть его: мучая сердце болью, она, проходя к реке за водой каждый раз будет видеть тебя. А так как она тебя по-настоящему любит и хочет спасти, то сама признается» – вынесли свой приговор братья.
И посадили юного инока на цепи. И день сменялся днем, и скоро гора обрела контуры его лица, а люди прозвали эту гору Монах. Насельники ушли из этих мест, думая, что они опоганены грехом. Братия не почувствовала, что округа теперь наполнена любовью. Ведь прекрасная горянка отказалась выходить замуж и осталась верна своей любви. Она каждый день видела лицо своего любимого. И нежные мысли летели от нее к нему, и энергия любви наполняла теплом в зимнюю стужу обоих, и улыбками расцветали их измученные лица. А однажды монах исчез, будто и не бывало его тут, и теперь только лик смотрит вокруг, и кажется, легкая улыбка играет на его каменных губах. И преображается все: падает роса, похожая на жемчужинки, и искрится серебром неземной любви: молодой инок остался верен данному обету, он не узнал любви плоти, а любовь сердечная – от Бога и неотделима от дыхания жизни, и утонет в беспредельном вечном неоспоримом бытие, которым и является.